решила выложить... строго не судите...
Задумчиво я помешивала соломинкой в стакане с соком. За соседним столиком оживленно болтала компания студентов, чуть постарше меня. Ви-димо, отмечали какой-то общий праздник. Молодые люди были уже изрядно навеселе. Девушки тоже не отставали.
Но меня мало трогала эта компания. Кричат, стучат пивными кружками по столику, ну и пусть шумят. Разве жалко? К тому же, мои мысли были очень далеко отсюда. Они были вместе с моим другом, которого я ждала с минуты на минуту. Мы не виделись несколько недель. Я уже привыкла к то-му, что последнее время он часто куда-то пропадает, и каждый раз с нетерпе-нием ждала его появления. Во-первых, я по нему очень сильно скучала. А, во-вторых, каждый раз он готовил какой-нибудь интересный сюрприз.
Послышался треск, рев мотора и к кафе на полной скорости подлетел ярко-красный мотоцикл с причудливым рисунком на боку. На нем уверенно восседал затянутый во все кожаное молодой человек в красном шлеме. За-глушив двигатель своей машины, он снял шлем и уверенно направился в мою сторону. На него уже пялилось все кафе, но он, казалось, не обращал на это никакого внимания. В этом был весь он, Славка.
- Вечер добрый, прекрасная барышня! – очаровательно улыбаясь про-изнес он, чмокнув меня в щеку, и опустился на стул напротив меня.
- Привет! – обрадованно выдохнула я в ответ.
От сердца чуть-чуть отлегло. Он доехал живой и здоровый. Это было самое главное.
Подплыла учтивая официант и выжидательно уставилась на Славу. Взгляд ее был оценивающий и цепкий. Она явно была не прочь сейчас ока-заться на моем месте. Еще бы! На сумасшедшего, безбашенного парня запа-дали все девчонки без исключения.
- Принесите мне, пожалуйста, сок и очаровательной барышне… - он вопросительно приподнял бровь и глянул на меня.
- Еще сока, пожалуйста, - попросила я, мысленно просчитывая, как да-леко добираться до туалета.
- … Очаровательной барышне сока, - попросил Славка официанта.
Девушка кивнула и удалилась. Мы остались вдвоем, не считая шумную компанию подростков, которая теперь оживленно обсуждала железного коня моего рыцаря. Девушки кокетливо косились на Славку и поспешно вынима-ли из сумочек зеркальца. Но все внимание рыцаря было приковано ко мне.
- Знала бы ты, как я соскучился! – выдохнул он, с минуту разглядывая меня живыми, блестящими карими глазами.
- Я тоже очень сильно скучала, - улыбнулась я в ответ, но тут же на-хмурилась. – Ты обещал мне больше не садиться на мотоцикл. Забыл?
- Помню, - беспечно махнул рукой Славка. Он откинулся на спинку стула и закинул руки за голову. – Но ничего не могу с собой поделать. Гонять на бешеной скорости с потоками машин – это такой драйв!
- Ничего в этом хорошего нет, - строго произнесла я.
- Брось, ничего со мной не случится. Я очень осторожен, честное слово. Ты мне веришь?
Я кивнула, но все еще хмурилась. Официант принесла заказ и неохотно удалилась. Славка не удостоил ее даже взглядом.
- А хочешь, я тебя сегодня прокачу? – спросил он вдруг, перегнувшись через стол и глядя мне прямо в глаза.
- Не хочу, - твердо ответила я.
- Боишься?
- Боюсь.
- Трусишка! – засмеялся Слава. – Я же осторожно буду. Ну давай?
- Нет, спасибо, я еще хочу жить, - помотала я головой. – Лучше рас-скажи, что ты обещал мне сегодня показать.
Он хитро улыбнулся и прищурился.
- Какая! – протянул он.
- Какая? – спросила я, подстраиваясь под его игривый тон.
- Хитрая! Это будет сюрприз. Я заеду за тобой в три утра.
- Так поздно… - разочарованно протянула я.
- Тебя не отпустят?
- Даже не знаю… Мама, - я пожала плечами и попыталась этим словом все выразить.
- А если я поручусь?
- Ну… С тобой, наверное, отпустят. Мама в тебе души не чает. Все время говорит: «Вот такого мужа себе ищи! Добрый, хороший, благородный – настоящий рыцарь! Не то, что эти олухи».
Славка засмеялся. Его смех я люблю больше всего на свете. Смех и гла-за. Их я никогда не смогу забыть.
- Ну так что, я заеду за тобой в три?
- Заезжай. Намекни хоть, что показывать будешь.
- Фокусы, - усмехнулся мой друг, а я обиженно насупилась. - Это будет романтичный сюрприз. Больше тебе ничего из меня вытянуть не удастся.
Мы еще проболтали с ним какое-то время. Он оплатил счет и не делал при этом благородный вид, словно король, дающий милостыню. Улыбчиво, не переставая болтать и шутить, расплатился с официантом. Мне бы он не дал за себя заплатить. Это был слишком воспитанный человек.
Несколько минут мы пререкались возле его мотоцикла. Он хотел под-везти меня до дому, а я пыталась объяснить, что с моей мамой случится ин-фаркт, если она увидит меня на этом железном монстре. Славка смеялся, но настаивал. Наконец, после того, как я в сотый раз сказала, что боюсь, он сдался. Чмокнула меня на прощание и умчался, а я отправилась к автобусной остановке.
Время до трех часов шло мучительно медленно. Я извелась в ожидании и почти не спала этой ночью, боясь не услышать сигнал будильника. Мама, когда узнала, как поздно я собралась уйти из дома, сначала хотела закатить скандал с участием папы, бабушки и кота, но я сразу сказала, что еду со Сла-вой. Помолчав несколько минут, мама согласилась, но все же дала целую ку-чу всяких наставлений. Славу она обожала и доверяла ему меня беспреко-словно. Все-таки мы с ним едва ли ни с самого рождения вместе. В одной пе-сочнице играли.
И вот наступило долгожданное время. Я прилипла к окну уже собран-ная с ног до головы. Возле подъезда остановилась серебристая иномарка. И из нее выбрался Славка. Это была машина его отца, я сразу ее узнала. Удиви-тельно, что он сменил своего железного коня, которому он был верен до кон-ца жизни, по его собственному утверждению, на машину. Он запрокинул го-лову, помахал мне в окно и взбежал по ступеням.
Вскоре он уже стоял у нас в коридоре и гладил по толстой спине Вась-ку – кота. Я вылетела из комнаты, вся сияющая от предвкушения сюрприза. Увидев меня, Славка заулыбался.
Папа пожелал нам приятного утра и вновь скрылся у себя в кабинете (он иногда работал ночами). Мама дала нам несколько наставлений, попро-сила моего друга сильно не гонять и, перекрестив на дорогу, выпроводила из квартиры, ногой отогнав любопытного Васю.
И вот я уже уселась на переднее сидение серебристой иномарки. Слава галантно захлопнул за мной дверь и уселся рядом.
- Пристегнись, - скомандовал он, и я повиновалась.
Машину Слава водил хорошо, слишком не лихачил. Не то, что на мо-тоцикле. Возможно, все из-за того, что такого драйва не было, а может пото-му, что я была пассажиром.
Мы ехали довольно долго. Сначала по главной дороге, потом по каким-то проселочным. Наконец, остановились у какого-то пригорка. Слава заглу-шил мотор и выбрался из машины. Отстегнув ремень, я последовала за ним, не дав ему даже открыть мою дверь.
Такой красоты я не видела никогда. Небо было удивительно чистым и ясным. Только вдалеке, почти у самого горизонта, клубились сиреневые об-лака. В небе еще висел полупрозрачный диск луны, и задумчиво подмигива-ли мириады далеких звезд. Вот-вот должен был начаться рассвет.
На пригорке одиноко стояла деревянная скамейка. Как завороженная, я прошла к ней. Сердце часто-часто билось в груди. Казалось, стоит только взмахнуть руками и можно взлететь в бескрайнее небо.
Я села на скамейку, не говоря ни слова и чувствуя, как на глазах наво-рачиваются предательские слезы. Сердце билось, как пойманная в силки пташка. Оно стремилось вырваться на волю, улететь высоко-высоко и нико-гда не возвращаться. Такого чувства я не испытывала еще никогда. Чувства полной свободы. Как будто исчезли все люди на земле. Осталась только я и это безграничное небо. Нет никаких правил и законов, нет никаких рамок, ни обязательств, ни обязанностей. Свобода души. Вот чего мне не хватало всю мою жизнь.
- Нравится?
Я вздрогнула, забыв, что здесь не одна. Повернула голову. Рядом на скамейке сидел Слава. Он смотрел на меня внимательно, словно что-то искал на моем лице.
- Очень! – восторженно выдохнула я, с трудом сглатывая подступив-ший к горлу комок.
- Это место было моей тайной, - тихо сказал Славка, устремив взгляд на начавший алеть горизонт. – Теперь оно стало еще и твоей.
- Почему же ты раньше мне никогда про него не говорил? Боялся, что я выдам? – обиженно спросила я.
- Боялся, что не поймешь. Подумаешь, что я сентиментальный роман-тик, который плачется в жилетку каждому встречному.
- Я… - я хотела сказать что-то утешительное, но он меня перебил.
- Это так и есть, - его всегда насмешливые, искрящиеся глаза глянули на меня с невероятной глубиной. – Все это место – моя душа. Сентименталь-ная, романтичная и глупая. Я открыл тебе свою душу, потому что ты мой са-мый верный и настоящий друг. И я твердо знаю, что ты не посмеешься надо мной, а поймешь.
Я уже с трудом сдерживала слезы. Никогда я не могла ожидать от Славки, который всегда был весел и беззаботен такой речи. Он говорил как-то грустно, но в то же время пламенно и пылко. В его глазах обращенных к небу, застыла непонятная грусть и печаль.
Я не нашлась, что сказать. Просто сжала его руку. Он перевел взгляд на меня, и мое сердце сжалось. Столько грусти и нежности было в этом взоре.
А солнце тем временем просыпалось и потягивалось. Лениво показы-валось оно из-за горизонта, окрашивая сиреневые облака в нежные тона.
- Я каждый день сюда приезжаю, - задумчиво произнес Слава. - Чувст-вую себя здесь свободным, потому что обо всем на свете забываю.
Он вдруг замолчал и посмотрел мне в глаза. И произнес слова, которые я поняла и осмыслила много позже:
- Это твой рассвет. Я дарю его тебе. Он навсегда твой.
Я хотела ему что-то сказать, но он лишь покачал головой. И я не реши-лась заговорить. Сердце вдруг так больно сжалось, слезы покатились по ще-кам.
- Тебе плохо? – взволнованно спросил Слава.
- Нет, - сквозь слезы пробормотала я. – Просто… Просто… Душа как-то вдруг окрылилась, словно все сбросила…
Он прижал меня к себе, увидев, что я дрожу от холода. Конечно, я не додумалась взять из дома что-то теплое, потому что не ожидала такой про-гулки. Так мы и сидела, глядя на рассвет. Я уже забыла про слезы, а они все катились по щекам. Сердце замирало в груди, а душа, словно на самом деле окрылившись, стала такой легкой.
Сколько мы провели вот так, сидя на лавочке и любуясь небом, я не знаю. Когда уже совсем рассвело, Славка сказал, что пора ехать домой. Я не-хотя поднялась и направилась к машине.
На обратном пути мы молчали. Каждый думал о своем. Я пыталась за-печатлеть малейшие детали этого рассвета в памяти, чтобы не забыть счаст-ливые мгновения никогда. Мне казалось, что такого уже никогда не повто-рится. Если даже я когда-нибудь сюда приеду еще раз, все уже будет не так, как в первый раз.
- Мы уезжаем надолго… - вдруг произнес Слава.
Я посмотрела на него удивленно и раздосадовано. Только встретились и вновь расстаемся.
- Вместе с родителями… Не знаю, когда вернемся… Вернутся… - это было странное уточнение, но я лишь нахмурилась.
- Ты мне пиши хотя бы, - попросила я. – Я ведь буду скучать.
- Не нужно скучать. Я прошу тебя. И я не смогу писать… - он как-то болезненно сморщился. – Там… Там будет другая сим-карта.
- Тогда позвони, как приедешь. Обещаешь?
Я была удивлена такому поведению, но списывала все нарассвет. Должно быть, он расстроил Славу.
- Обещаю, - как-то грустно кивнул он.
С того самого рассвета я больше ничего не слышала о своем друге дет-ства, с которым делилась всеми секретами даже больше, чем с мамой. Он пропал. Я не писала ему, не звонила и не докучала. Но очень скучала, хоть он и просил этого не делать. Ничего удивительного не было в том, что я пере-стала пересекаться с его родителями. Тогда как раньше встречала их регу-лярно, когда шла в школу. Мы жили почти что рядом, через двор.
Наступило лето, долгожданные каникулы после затяжной сессии. Все время я проводила за монитором компьютера, за книгами и на улице. Еже-дневно мы собирались на лавочках у подъездов и просиживали до позднего вечера. Вездесущие бабульки возмущались и жаловались на нас участковом, но предъявить было совершенно нечего. Ведь мы уже до одиннадцати часов расходились по домам.
В общем, все было, как обычно. Лето ничем особым не выделялось. До того самого дня, как дома раздался звонок.
Мама возилась на кухне, кот Васька спал на моем столе, а я общалась в Интернете с интересными людьми. Изредка я гладила кота по серой спине, до того умильная была у него мордочка. И тут раздался звонок.
- Возьми трубку, у меня руки грязные! – крикнула мама из кухни.
Вздохнув, я взяла радиотелефон.
- Да?
- Это Валентина Петровна… - произнесли с того конца странным голо-сом.
- Здравствуйте. Вы уже приехали? – это была мама Славы, которой я несказанно обрадовалась.
- Слава умер…
Несколько секунд я молчала, не в силах ничего произнести.
- Что? – едва слышно переспросила я.
- Вчера вечером скончался в больнице.
Теперь я поняла, почему у нее был такой голос. Она плакала. Трубка выпала у меня из рук и с громким стуком упала на пол.
- Мама! – прошептала я.
Губы задрожали. Невидящим взглядом я уставилась в стену. Трубка звала меня взволнованным голосом Валентины Петровны.
- Мамочка! – крикнула я, обезумев.
Из кухни прибежала мама. У нее было испуганное и взволнованное ли-цо.
- Что случилось? Милая, что произошло?
- Мама! Мамочка! – только и смогла сказать я. Голос мне не повино-вался. Из глаз брызнули слезы. У меня началась истерика. Я упала на стол и рыдала. Горько и безудержно.
Мама подняла с пола трубку испачканными тестом руками.
- Алле! Алле!.. Валя? Что случилось?.. Как?! О Господи!
Я ничего не слышала. В ушах стучала страшная фраза: «Слава умер». Это был приговор. Приговор всей моей жизни. Это был самый дорогой на свете мне человек. В моем сердце ему принадлежало самое большое место. Моя душа принадлежала только ему. А теперь его нет! Нет! И больше нико-гда не будет…
Весь тот день я плохо помню. Я плакала. Мама пыталась меня успоко-ить, но я ничего не слышала. С трудом ей удалось уложить меня в кровать. Она что-то говорила, но я не могла слышать. Горе заполнило все мое созна-ние. Жизнь для меня кончилась.
Не помню, что мне мама давала, но я спала всю ночь. Мне снился Сла-ва. Он улыбался и что-то говорил, но я не слышала. Он был где-то далеко впереди, а я пыталась к нему добежать. Расстояние не сокращалось, и я пла-кала от боли и обиды.
Весь следующий месяц я ходила как тень. Что-то ела, что-то пила, как-то жила. Это было жалкое существование. Меня ничего не интересовало. По-бывала на могиле своего друга. Слез не было. За первые дни я все выплакала.
Кто-то звонил, чтобы выразить мне соболезнования, но я не отвечала на звонки. В черной одежде, с впалыми щеками и темными кругами под гла-зами, я перестала быть похожа на ту живую и веселую девушку, которой бы-ла для Славы.
Только спустя месяц после страшного известия я все узнала от Вален-тины Петровны. У Славы была опухоль головного мозга. Уже давно. Никто кроме родителей и врачей о ней не знал.
- Это все его бурная молодость! – сокрушалась Валентина Петровна. – Пил, курил…
Опухоль заметили слишком поздно. Шанс был, но мизерный. Врачи боролись за жизнь Славы, ему делали облучение, лечили всевозможными ле-карствами. Именно поэтому он так часто куда-то пропадал. Но все оказалось напрасно.
- Почему он мне ничего не сказал? – сквозь слезы спросила я.
- Твоим спокойствием он дорожил больше всего на свете, - просто от-ветила женщина. – И еще… - она достала из сумки свернутый вдвое листок в клеточку. Я его сразу узнала. Он был из той самой тетради, которую я пода-рила Славе на 23 февраля. На ней было нарисовано что-то такое мужествен-ное и красивое, и она служила записной книжкой или ежедневником. – Он просил тебе это передать, после… - она запнулась. – После того, как его не станет.
Я осторожно приняла листочек, но не стала разворачивать.
- Что же ты не читаешь? – удивленно спросила мама.
- Не здесь, - ответила я резковато. – Ты можешь меня отвезти?
Она удивленно подняла бровь, но ничего спрашивать не стала и лишь кивнула.
Мы втроем – я, мама и Валентина Петровна – сели в машину. Я путано объяснила, как доехать до этого места. Мама с трудом меня поняла, но не раздражалась моим глупым жестикуляциям. По дороге я увидела придорож-ные цветы. Маме пришлось остановиться в месте, где останавливаться нель-зя. Я нарвала полевых цветов и забралась обратно в машину. Всю дорогу за-писка обжигала мне руку.
И вот, наконец, мы на месте. Машину оставили чуть поодаль.
- Я пойду одна, пожалуйста, - попросила я и, не оборачиваясь, зашагала к пригорку.
Впервые за долгое время на глазах навернулись слезы. Они медленно катились по щекам, когда я гладила рукой скамейку, на которой мы сидели, когда смотрела на прозрачное небо, сидя на этой самой скамейке. И когда читала прощальное письмо моего самого лучшего и единственного друга я тоже плакала.
«Здравствуй, прекрасная барышня!
Я знаю, когда ты будешь держать это письмо, меня уже не будет в живых. Не лей слезы и не расстраивайся. Такова жизнь. Кто-то уходит, кто-то приходит. Вместо меня на земле появился один младенец, который будет достойней меня. Я в этом уверен. Наверное, я не заслужил слишком долгую жизнь.
Уже в больнице, когда истекают последние дни моей жизни, я, нако-нец, смог ее проанализировать. Сколько же гадостей в ней было! Алкоголь, сигареты, наркотики… Из-за моих выходок поседела раньше времени мама, состарился отец. Сколько раз я его позорил. Его! Далеко не последнего чело-века в городе!
А сколько пришлось пережить и еще придется пережить тебе, моему самому близкому и дорогому человеку?! Только ты одна знала всю правду про меня. Только благодаря тебе я тогда завязал с наркотиками. В самые тяже-лые моменты моей жизни ты всегда была со мной. Тогда, в детстве, когда мы еще мирно копались в песочнице, я впустил тебя в свое сердце, отдал те-бе свою душу…Ты стала неотъемлемой частью меня, с тобой я делился всем и всегда знал, что ты поможешь в трудную минуту.
Но я не смог причинить тебе еще и эту боль… Боль видеть меня, при-кованным к больничной койке. Меня! Безбашенного и бесшабашного. Ведь все эти гонки со смертью на мотоцикле заглушали мою душевную боль. Они стали игрой. Я знал, что мне осталось недолго, хоть врачи и боролись за мою жизнь.
Прости меня…
Мама расскажет тебе все, про мою болезнь, я знаю. Но уже потом, когда меня не будет, и я не увижу всего этого. Я знаю, ты будешь убиваться и лить слезы, и за это корю себя.
Помнишь, тот рассвет, что мы встречали, вместе, на той лавочке, на пригорке? Это место я оставляю тебе. Самое ценное самому дорогому. Ты можешь о нем рассказать всем, кому захочешь. Теперь оно твое…
И рассвет тоже твой…
Я всегда буду рядом с тобой…
Слава».
Я не чувствовала слез, катящихся по щекам. Снова и снова я пробегала глазами письмо. Снова и снова сердце больно замирало в груди.
- Я никогда никого не приведу сюда, Слава… - тихо прошептала я, це-луя письмо. – Это место всегда будет только наше. И рассвет будет тоже наш.
Только теперь мне открылась вся истина. Как же дорого приходится человеку платить за мудрость. Я заплатила за нее своей душой.
